Мiроздание благосклонно к просвещённым умам.
Здравствуй, Социальный Паразит. Мне жаль, что ждать откровений тебе пришлось так долго. Дело тут не столько в моей апатичной расслабленности, сколько в том, что моё прошлое представляет собой блестящий скелет, чьё мясо давно съедено и расклёвано. Мне тяжело к нему прикасаться не из-за болезненности и тайн, а только потому, что сколько раз, в самом деле, можно этим заниматься?
Но я не могу оставить тебя голодной. Это не в правилах игры, которые я для себя принял.
Итак, я ещё раз извлеку на свет несколько пластов своих историй. Хронологией и детальной структуризацией я пренебрегу. Тебе ведь нужен немного сыроватый корм?
Для того, чтобы понять контекст, нужно лучше понять меня. Точнее, то каким меня воспринимали, ведь я – чисто мифологический персонаж и воздействовать на чужие умы предпочитал, не выходя из образа, такого удобного для чужих бессознательных.
Меня воспринимали глубоким эксцентричным и печальным молодым человеком, длинноволосым, одетым в чёрное, который разбирается в гуманитарных науках, мистике и искусстве. Я часто демонстрировал ошибки и слабости, которые другим стоили бы вечного позора, но мне сходили с рук. Игнорировались или списывались на байроническую изломанность. Люди легко попадали под моё влияние и, случалось, находились под ним годами, но это прерогатива любого, кому доставало ума и харизмы.
1
В n-ом году я завёл себе блог на одном из известных сервисов, чтобы читать мою новую знакомую. Неожиданно мои стихи и истерики привлекли публику, в числе которой оказалась девушка, с которой я списался. Она была ведьмой околовикканской традиции и азеркином-вампиром.
Ты знаешь, кто такие азеркины? Это люди, убеждённые в том, что они совсем не люди, а мифологические существа из других пластов мироздания, заключённые в тела людей. В нулевые, подогретые всплеском всеобщего интереса к мистике, их было предостаточно.
Мы договорились встретиться, чтобы я мог поделиться с ней кровью. Но встреча отсрочилась на полтора года и причина кажется мне забавной.
Я практиковал магию стихий, это совершенно типично для молодых магов, ещё не определившихся со специализацией. Моя жизнь была декадентским адом, то есть адом, которому я старался придать по крайней мере внешнюю привлекательность.
В один из дней, открывая для себя азы вариативной магии (немного меняем ход вещей через повышение и понижение вероятности события. Человеческие силы ограничены, поэтому обычно берётся цепочка явлений, влияющих друг на друга. Если не собираешься стирать континент, то пятидесяти – более, чем достаточно).
Я был замучен безрадостной действительностью и вариативно создавал себе идеальный день, раз за разом, пока не попал под откат. Откаты – реакция вселенной на грубую ошибку, безличная и беспристрастная, как закон физики. Разумеется, заклинание следовало закрывать и создавать заново, а не продлевать. Это детская ошибка.
Утром в четверг, когда мы договорились встретиться, вышли третьи «идеальные» сутки и я выходил из дому, прокручивая злосчастное заклинание в четвёртый раз. Когда ты находишься в сфере удачного дня, бытовые мелочи не беспокоят. В частности, маршрутка останавливается, появившись как из воздуха, как только поднимешь руку. То, что мне пришлось ждать около часа, немного прояснило ситуацию, но прояснило недостаточно.
Девушка-вампир, кстати, отправила мне смс о том, что не сможет быть, что выпало очень вовремя, потому, что из маршрутки я выходил уже без мобильного и без денег.
Я решил ехать прямо в академию. В местном кофетерии меня никто не узнавал. Ситуация прояснялась, но нужно было определить, насколько всё плохо. Свою группу я смог найти только к концу занятий. Те, кто хорошо знал меня, перебросились парой слов, один из них сказал, что меня ждут в деканате. Остальные смотрели сквозь.
Я никогда не был прилежным студентом, но до той поры это легко сходило мне с рук. В этот раз я услышал, что шутки кончились и они меня отчисляют.
Извините, но вчера вы давали мне ещё две недели.
Пожалуйста, выйди и посмотри на календарь у двери.
Даты. Раскадровка месяца, её рисунок оставался прежним, но числа перескочили на две недели вперёд.
Я перестал задавать вопросы и ушёл. Нужно было срочно ослабить петлю, потому, что с такой динамикой развития, жить мне оставалось примерно неделю.
Буквально вырвав из рук у приятеля, который меня практически не помнил, немного денег, я шёл по городу и планировал. В этом месте я отправлю нас в прошлое.
В какой-то момент мне удалось собрать вокруг себя круг мрачных и одухотворённых друзей, преданных идеям духовных и творческих поисков. Но главным было не то, насколько они были хороши (а это был тот ещё Великий Рим, знаешь ли), а то, что я был самым старшим и опытным, и ребята шли на поиски, не выходя из под моего влияния.
Конечно, был ещё мой названный брат, который делал меня во всём и моя маленькая наставница, девочка-алхимик лет шестнадцати, которая учила меня колдовству. Но брат проводил почти всё время в Москве, а наставница редко выходила в свет. В общем, мы творили, мечтали, несли в мiр Тьму и разрушение, и никто не мешал нашей трогательной игре.
Но однажды я стал замечать, что все мои маленькие друзья, один за другим, стали исчезать с горизонта. И все упоминали о некой Мари-тян, которая вроде бы знает меня.
Один мой друг стал её учеником, другой – другом сердца, третий – просто днями и ночами сидел у неё и слушал сказки.
Я пока присматривался.
И вот, пока я шёл по городу с вероятностной петлёй на шее, мне пришло в голову рассмотреть её поближе. Только идиот влетает в дом возможного превосходящего противника с оголённым мечом. Я приду просить о помощи.
Разумеется, получить её номер в условиях клинической полосы неудач и подать голос было непросто. А связь прерывалась, но моя новая подопытная быстро сориентировалась и позвонила сама, удерживая стабильную линию мучительной концентрацией.
Затем мне явился гонец. «Мари-тян будет ждать у себя завтра в 10 утра, не раньше, не позже. Запомни». Меня это очень даже устраивало.
После ночи кровавой рвоты я добрался до её двери и курил одну сигарету за другой. Ворота и двери подъезда были приоткрыты, меня ждали. Было 9.40.
В 9.50 дверь приоткрылась и высунулась её мордочка:
Не стой здесь, проходи и, пожалуйста, помоги мне открыть эту банку с кофе. Как ты доехал с такой петлёй, тут хватит на две крупных аварии.
Аккуратно. Я просто был аккуратен.
Через полчаса мы сидели у неё на кровати и она проводила стандартные тесты. Ассоциации, сканирование, выяснение мировоззренческих позиций, тест на виденье. А я наблюдал за ней.
Ещё через час Мари-тян прогнала из комнаты кота и одного из своих друзей сердца («У нас тут серьёзные дела, возьми котёнка и жди в другой комнате», меня это до сих пор умиляет) и мы чертили вероятностные схемы, обводили места будующих жертвоприношений и, держась за руки, пели заклинания.
Она вела мою проблему три месяца. Когда магия не срабатывала, мы разгребали сложившиеся проблемы руками. Весь курс предметов, которые мне нужно было сдать, чтобы избежать отчисления, она начитала мне в своей комнате и иногда ездила со мной на зачёты, чтобы морально поддержать.
Я был очень тронут.
Лет ей, кстати, было совсем немного. Мне всегда везло на умных не по годам девочек.
Через три месяца моя собственная магия стала сильнее отката, а ещё через три я смог вернуться к своей обычной жизни: музыке, стихам, магии и алкоголю.
Мы продолжали часто видиться. Это было тем более неизбежно, раз уж все мои друзья стали теперь её друзьями, а забрать их назад было слишком сложной и неконструктивной задачей.
Увидев все мои слабости, она отказывалась говорить со мной на равных и шанс это изменить выпал нескоро. Мы проводили моего брата в Москву и тихо сидели на пустой остановке, разбитые и печальные. Её телефон, как всегда, разрывался от криков о помощи, но помощь была нужна и ей самой.
В тот вечер мне удалось отладить механизм её сущности, что до этого удавалось только некому специализированному целителю из Киева. Мы разговорились и она изменила своё отношение.
Спустя ещё пару месяцев, я заехал к Мари-тян и застал её с подругой за разговором о иерархии стражей. Мало-помалу, они пришли к тому, что им нужен новый глава.
Регис, ты не хочешь возглавить наш маленький орден?
Что мне нужно знать?
Смотри, вот структура: это – главный комплекс...
Ясно, что им был нужен формальный лидер, главным делом которого будет нравиться каждой фракции. Меня это вполне устраивало, да и пространство для моих личных экспериментов существенно возрастало. А после успешных переговоров с местной инквизицией меня начали принимать всерьёз.
Однажды мне нужно было ехать по делам в соседний город, навстречу кошмарам, экзистенциальному страху и одиночеству. А когда я вернулся, меня поставили в известность, что орен переформирован в трёхбашенную боевую организацию, с квадрой (совет четырёх), многократным расширением состава и профильными боевыми крыльями, из Москвы к нам летит ужас-ужас, а координировать и отвечать за всё по-прежнему мне. Я снова ничего не имел против. В тот день закончилось моё обучение и началось то, что я с иронией называю производственной практикой.
В начале сентября мы приняли первый бой и победили ценой малых ран. Мари-тян оказалась одержима джинном, бежала по ночным улицам и отбивалась. Мы читали над ней мантры и молитвы, а после ввели в дополнение к лекциям и физическим тренировкам специальную медитацию, которая учила взаимодействию с Силами на самом глубоком уровне.
Ещё полгода мы продолжали брифинги и патрули, потом стало ясно, что враг разбит окончательно. Организация свернулась к привычным размерам маленького сонного орденка с незначительными проблемами. К тому же, весь форсированный интерес к мистике у широких слоёв населения стремительно иссякал, что означало огсутствие противодействия и каши из клановых войн. Только редкие эксперименты и ритуалы, которые занимают совсем немного времени и никак не могут претендовать на смысл жизни.
В образовавшейся пустоте я ездил на фестивали, пил с одним из основателей краут-рока и начал понемногу вспоминать о девушке-вампире, которой обещал немного крови.
Мы встретились в первый раз и я сумел создать благоприятное впечатление. Пили коньяк на набережной, болтали о классике. А на следующий раз она отвезла меня в свой лес.
Этот конретный лесок облюбовали жрицы околовикканского направления. Маленький, но в нём легко заблудиться, на деревьях ленточки, обжитые полянки и кое-где следы ритуальных предметов.
Кровная близость всегда волнует. Сначала мы не могли настроиться друг на друга, её прикосновения не вызывали эмоций, моя кровь не имела вкуса. Но потом всё пошло хорошо и её мёртвое тело смогло насытиться.
У неё были аристократические корни, что я всегда воспринимаю саркастично. Нет императора – нет двора – нет аристократи, но няшка была хорошим и тёплым собеседником. Ещё у неё был свой театр и какая-то ниша в бизнесе. Однажды я встретил её в дорогом костюме с партнёрами и телохранителями. Был муж, тоже вампир, которого она собиралась бросить из-за того, что он хикковал.
В маршрутке мы продолжили болтать о классике, уже о японской, она интересовалась, почему я веду себя с ней так скромно, какие-то скучные ребята разбивали друг другу лица прямо над нами и я наблюдал, как меняются её зрачки при виде крови.
Возвращался домой я часа в два ночи.
Молодой человек, я вас здесь часто вижу. Не откажите в любезности, у меня есть вино, но я не пью один.
Высокий, светловолосый, с красивыми синими глазами, лет пятьдесят. Мы сели на детской площадке и начали пить. Быстро перешли на «ты». Андрей рассказал, что он князь, но я всё равно не поверю. Отчего бы не поверить? Князь так князь.
После он перескочил на часовой рассказ о своём идиотском еоте, мы купили ещё вина и нам стало не до женщин. Бог, вечность и судьба России, вот что жгло нам сердца.
Мы уже хорошенько набрались и по очереди катались друг у друга на спине до ближайших осин, когда стало ясно, почему он здесь. Князь постоянно забывал дома ключ от домофона, а нрава был слишком скромного, чтобы потревожить соседей.
Я сделал это за него и скоро мы пили уже чай, смахивали окурки в серебряную пепельницу, последнюю ценную вещь в квартире, где и стулья-то с трудом нашлись.
Андрея часто клинило на мистические переживания в букве Булгакова, которого я ненавижу, а потом снова на то, в какой комнате и кого он трахал. Только упрямая еот ушла от него к полковнику и ещё пожалеет.
Так и пили почти до рассвета.
2
В соседней комнате уже год умирала мать, но меня это не заботило. Я умирал сам, у меня была явная клиническая депрессия, на почве того, что я повзрослел, а мір никоим образом не начал казаться приемлимым местом. Я спасался алкоголем, выплёскивал ангст в стихи и в бестолковые автоматические разговоры с такими же больными и депрессивными друзьями.
Однажды ночью мать, наконец, умерла, отец почти умиротворённым голосом заказывал гроб, я незаметно допивал водку и прятал блокноты со стихами от назойливых друзей семьи, которые хором предлагали мне сигарету, поплакать и корвалол. Срать я хотел на церемонии, традиции и труп в комнате.
Мне позвонил старый друг, потом навязчивая феечка из академии, которая предлагала приехать, чтобы я, по её выражению, ничего с собой не сделал. Хоронили в тот же день и это были не первые, но самые невзрачные похороны в моей жизни. Автобус под катафалк, нищенские церемонии, уродство, уродство, уродство.
Красивая смерть, это ведь не моя фантазия. Это прописано в культуре первых христиан, да и последних. Видимо, наш забытый всеми богами, клочок пространства стал исключением.
На следующий день я появился в академии, привычно заменив лекции попойкой. Без трупа в соседней комнате стало свободнее, я мог днями и ночами ходить по улицам и придаваться личной драме. Обычно меня сопровождал кто-то из депрессивных друзей или какие-то смутные, вконец ебанутые компании искателей смерти.
Через неделю мы с Тра, моим старым другом, сидели на площади, где в те времена собирался весь говнарский, оккультный и ролевой движ, обсуждали догматы то ли зороастризма, то ли какого-то забытого культа и случайно заметили одинокую девочку-гота.
Она была одета по всем правилам, с корсетом, перчаточками и украшениями. Взгляд взрослый, серьёзный и одухотворённый. Намётанный глаз коллекционера сразу видел ценность и впивался намертво.
Мы просто подошли к ней и прочитали речетативом:
Ты – последний гот города N. и ты пойдёшь с нами.
Взяли за руки и увели.
Затащили в эзотерический магазинчик, купили вскладчину какой-то манускрипт, рассказали ей о тысяче вещей, чтобы дать знать, что она среди своих.
Потом ей нужно было домой. Она неловко и холодно выразила сочуствие по поводу смерти моей матери, мы сидели в маршрутке. Тра к тому времени уже ушёл.
На месте она сказала, что у неё есть парень (Ха, как будто это что-то значило. Я очень редко рассматриваю людей, как сексуальные объекты, но если бы посмотрел, меня бы не смутили формальности) и предложила угадать, какой рукой она пишет картины.
Правой?
Левой. Ты должен был догадаться. Раз у меня порезана одна рука, значит я сама себя режу, а порезана правая.
Очень скоро она заняла место в нашей декадентской кодле, став символом этих лет, их извращённости, горечи и красоты. Её звали Мэлани, но мы называли её Чудом. Ей было 14.
Потом был день рождения Тра, они всегда проходят душевно: мы пили, как черти, кричали песни, я вынес из кухни зазубренный нож, разрезал ей руки и мы пили её кровь, мешая с вином. А она пила мою.
Ей нужно было забрать сестру из сада, я взял с собой бутылку, мы ехали и болтали, держась за руки. Бежали, допивая вино. Пока я ждал её, я написал одно из лучших своих стихотворений, наложив друг на друга образы моего недавнего преждевременного просветления и этой Чёрной Луны.
Вернулись и читали пьесы, триповали в магические міры и играли в вопросы.
Я вложил её руку в руку моего названного брата, ведь у декаданса лицо Кандавла, а сам проявлял к ней суррогат отцовских чувств. В её жизни далеко не всё шло гладко и я старался помочь, но совсем не годился для этого.
Мы проводили вечера в пустых парках, на крышах брошенных домов, у памятников неизвестным. Говорили или напивались. Она танцевала.
Пили кровь друг друга, курили сигары, гадали на рунах.
У неё бывали провалы в памяти, она падала в обмороки, в истерики, часто сутками не могла есть. Нас с ней это забавляло.
Однажды ко мне подкрался на улице её отец, намекнуть, чтобы я держался подальше. Я намекнул ему, что он мудак и придирчиво обосновывал каждый пункт моих к нему обвинений, пока он не сбежал.
Её отправляли в психиатрический стационар, как, кстати, почти всех моих знакомых девиц. Это, наверное, какая-то стандартная воспитательная мера или что-то вроде того. Я писал ей письма.
Она подарила мне куклу со своими ногтями и волосами, в знак доверия, которую я носил на шее, пока не произошла одна смешная история.
Мы с Ежом, другим моим старым другом, в те времена таким же мрачным и алкогольным, шатались по улицам и приставали к первым эмо-девочкам.
Позже мы пошли к нему и пили белое вино, разбавленное спиртом. Вкус немного портиться, но это приятнее, чем глотать их по отдельности.
В процессе Ёж искупал куклу в спирте, а я был слишком пьян, чтобы как-то сопротивляться.
Утром я заехал домой, чтобы поесть и проспать пару часов, а потом отправился на день рождения Мэлани.
Отмечали мы в заброшенной больнице, которая была свого рода культурным центром. В одном из подвалов был бойцовский клуб и матрасы кетаминщиков, нижние три этажа – для дьяволопоклонников и пьяниц. Верхний этаж, чердак, крыша и второй подвал принимали оккультистов и тёмных романтиков. Стены там покрывали уже не банальные «Ave Satan!» и «А страха-то и нет!», а сложные ребусы, основанные на египетской мифологии, и стихи.
Мы прошли мимо школьников на третьем и сели у лифтовой шахты чертвёртого. Я, Чудо и её бестолковая, но забавная подружка. Пили водку с яблочным вкусом, почти без закуски, но бутылка на троих казалась нам чем-то невинным, не смотря на то, что двое из нас физиологически были почти детьми.
Мы допили водку и поднялись на чердак, чтобы осмотреть следы недавнего ритуала. Там Мэлани стало плохо, она каталась по полу, билась в припадке, выла звериными голосами и кричала на старонемецком. Поскольку делала она это, наполовину высунувшись из чердачного окошка, на виду у всегого города, школьники с третьего быстро почуяли подставу и сбежали. Мне бежать было некуда.
Часа через полтора она была способна к осмысленной деятельности и за неимением лучшего, я предложил ей своей крови. Ничего острого у нас не нашлось, она довольно легко прогрызла мне руку и понемногу приходила в себя.
Тут-то нас и взяли сотрудники органов, привлечённые концертом. Сначала нам долго рассматривали зрачки, но даже этанол уже давно выветрился. Потом дважды обыскали, сломали мой тупой нож. Врослые, сытенькие мужички долго причитали над содержимым моего блаконота, потом отвели тян в сторону и один из них прошептал:
Не водитесь с ним, он – иезуит.
Нас долго везли в отделение, по дороге распрашивая, что мы за фрики? Бестолковая подруга плакала, мы смеялись.
На месте ребята опомнились, поняли, что нам нечего прекдъявить и оставили дожидаться на лавочке. Часа через пол, когда нам надоело петь песни, Мэлани задвинула историю о том, что у неё смертельная болезнь и ей нужно срочно идти домой, принимать лекарство. Нас отпустили. Мы пошли в сгоревший дом её подруги, разбирали сувениры, говорили о кельтских поверьях и реинкарнации.
В нашем мифологическом сознании эпизод с поливанием куклы спиртом и припадком имел самую очевидную причинно-следственную связь и Мэлани ещё долго собиралась убить Ежа.
Куклу я с тех пор держал дома, где отец потешался над ней, перевешивая с места на место, пока, спустя много лет, кое-кто не стащил её.
Чудо была со мной во время моей магической инициации. Ей самой, прирождённой ведьме, никакие инициации не были нужны, но, не смотря на очевидный талант, никто, до самого конца, не решался брать её в ученицы.
Это был яркий зимний день, мы наблюдали за призраками в подвале больницы, катались в снегу, водили хороводы вокруг прохожих и ели суши. Очень редкое для тех лет ощущение счастья.
Мы вместе писали длинные письма названному брату в Москву. В отличии от нас, он любил жизнь и отвечал оптимистично.
Проходили месяцы и каждый из нас смог распробовать вкус нового времени. Декаданс уходил. Наступало время совершенно другой, конструктивной красоты, отказа от сентиментальности и начала личных свершений во собственную славу.
Чудо подошла ко мне и сказала, что уходит, не желая больше иметь ничего общего с кругом. Мы обнялись и с тех пор никогда не искали друг друга, а при случайной встрече на улице, делали вид, что незнакомы.
Говорят, она приняла католичество и вышла замуж.
3
Было очень холодно. Была апатия. Меня оставили почти все, я оставил почти всех. Духовные и творческие поиски закончились, закончились крахом попытки самореализоваться и нас с большим трудом держали вместе артхаус и наркотики.
Я пытался хоть как-то развлечься, ездил по редким ивентам, переписывался с фейкоаськи с московской ведьмой, в которой не было ничего, кроме зашкаливающей харизмы. Говорить с ней было не о чём.
Мне пришло письмо. Незнакомая девочка писала, что регулярно видит меня во сне и хотела бы встретиться. Во сне мы сидели в моей квартире и я давал ей книги. Она оказалась смесью из того, что мне нравилось и того, что меня раздражало. Я решил присмотреться и объявил на неё монополию в своём кружочке, за которым закрепилось название «Дом Рыб». Состоял он из моих старых друзей и Мари-тян.
Я помню, как мы развлекались.
Однажды летом мы выехали на малоизвестный курорт под Херсоном, где было пусто из-за того, что недавно закончилась эпидемия холеры. На одной из станций мы с братом вышли поискать в лотках настойку девятисила, из которой готовится Коктейль Девяти Богов (девятисил, спрайт и мартини). Я перепутал гоп-клуб с магазином и мы встретились с полусотней агрессивных пьяных весельчаков, которым Микаэль (да, имя моего брата) внушил, что мы их лучшие друзья.
Мы ехали долго, наш попутчик, сельский тусовщик, который наведывался в наш N., чтобы ходить по клубам, всё распрашивал, случалось ли нам видеть вблизи самолёты и травил одну и ту же байку о том, как его друг говорил с гигантским резиновым бананом.
Жнец на верхней полке выходил из себя, каждый раз, когда снова её слышал.
Ты знаешь, для чего на карте Херсон? В этом городке максимально дешёвая еда. Можно войти в ресторан и случайно остаться там до вечера, потому, что заказанного больше, чем ты можешь съесть. Непривычно большие порции.
А знаешь, кто живёт в Херсоне? В Херсоне живут шутники.
Таксист:
Мост? Вон там, за углом, давайте довезу, а то сами не дойдёте. Кстати, там парикмахерская рядом!
Женщина с коляской:
Простите, вам подать?
Что?
Ну, вы сидите тут, думала, может, деньги собираете... На парикмахерскую!
Я за ней побежал.
Когда мы приехали в Железный Порт, местные дети приняли нас за рок-группу. Мари-тян со Жнецом оставались на ночь в курортном бараке, а мы с Микаэлем ходили по клубам, предварительно напиваясь самым дешёвым пойлом, чтобы не тратиться у стойки.
Клубы были полным говном.
В одном из них мне достался бесплатный коктейль, после которого я до утра блевал в бараке, а Мари-тян приносила мне чай и таблетки. Микаэля тем временем по очереди снимали геи (повар и охранник), по поводу чего он переживал, находя бисексуальность угрозой мужественности.
Иногда я сидел в граже, изображающем бильярдную, и до утра слушал диск с авангардистами.
Это было неплохо.
Но на деле Дом клонился к закату.
Тем же, а может и следующим, летом мы отправились на амфетаминовую вечеринку, на дачу к Зеркальцу. Зеркальце тогда была невестой наркомана, который очень не нравился Мари-тян и Жнецу. Жнец, в свою очередь, ходил в друзьях сердца у Мари-тян, что, наверное, и так очевидно. Для массовки мы взяли с собой девочку из письма.
Строго говоря, эта вечеринка была последней попыткой Зеркальца примирить всех нас между собой.
У нас было немного амфетамина и практически безлимитный запас Коктейля Девяти Богов и травы. День и вечер мы всемером потратили на то, чтобы употребить как можно больше. Стакан, бонг, повторить, релакс в саду, стакан, бонг, повторить, релакс.
Когда стемнело, мы с Микаэлем отвели девочку из письма в лес, привязали к дереву и хлестали проводом от наушников. Ей понравилось, но потом она куда-то сбежала и Микаэль предложил её не искать. Мы вернулись к бонгу и стакану, остальные рыбы давно легли, попытавшись оставить нам самые отстойные аппартаменты.
Через пару часов девочка вернулась в дом, Жнец увёл её наверх и запер дверь. Зная о моей монополии, он любил поглумиться и до этого часто имел её у меня на глазах.
В этот раз я был слишком зол, взломал замок, несколько раз пнул Жнеца и вернул игрушку в нижние аппартаменты. Перемирия не выходило.
Спасаясь от скуки, я практически жил в притоне, где меня угощали дешёвым уличным стаффом за красивые глаза и истории. Мне было норм. Там же обретался второй вокалист нашей с Тра первой группы, распавшейся много лет назад. Это была неожиданная и приятная встреча, не смотря на то, что он открещивался от меня, как мог.
Я много спал, много говорил и много принимал. Старые друзья поставили на мне крест, а новых не находилось. Я думал, меня отчислят из академии, после того, как не объявлялся там пять месяцев, но всё обошлось.
Вещества надоели мне примерно через полтора года, но не было ни сил, ни идей, чтобы начинать новое приключение. Я спал днём, по ночам двачевал капчу и говорил отцу, что ищу работу. Никаких признаков чего бы то ни было. Времена апатии.
В один из таких неумеренно тихих вечеров, когда я разрывался между /sn/ и трёпом о DMT c очередной камвхорой, мне пришло сообщение от приятеля детства, который запрашивал мою помощь.
В тоскливом и голодном детстве мы с приятелями были типичными подонками, которые только и умели, что подставлять друг друга. И сама судьба давала мне возможность сыграть в эту игру в последний раз.
Мы встретились в одном из парков, где я любил курить по ночам, разглядывая тучи на пустом небе. Он рассказал очаровательную историю.
Евгений отбросил в сторону детские причуды: хоррор, тяжёлую музыку и оккультизм, который, кажется, занимал меня и хоть кого-нибудь из знакомых, сколько я себя помню. Пошёл к успеху, оделся по моде, открыл привлекательный источник дохода в мірах корпоративной культуры, снял квартиру, завёл самку и с головой ушёл в простое мужское счастье.
Как-то утром он вытащил член и ощутил в нём необычное.
Год он потратил на то, чтобы ходить по частным венерологическим консультациям и целительницам, и его иммунная система дала суровый сбой.
Ему приходилось хомячить всё больше таблеток, чтобы выйти из дому и он завязал выходить. Друзья не понимали, что с ним, самка поддерживала.
Наконец, на полном безрыбье он написал мне, чтобы поинтересоваться, как жить дальше.
Я составил для него неплохой, на мой вкус, методологический план, подбросил книжек и рекомендаций, немного поколдовал. Его тян, кстати, за это время прочитала нытик-посты, нагуглила мой номер и звонила поплакать в трубку.
Через пару месяцев мнительный няша засунул голову под поезд и заляпал кровью предсмертную записку так, что её стало не разобрать. Я громко смеялся. Увидимся в лучшем міре, мудила.
^_^_^
Думаю, этих историй достаточно для начала. Я могу писать столько, сколько нужно.
Р.
Но я не могу оставить тебя голодной. Это не в правилах игры, которые я для себя принял.
Итак, я ещё раз извлеку на свет несколько пластов своих историй. Хронологией и детальной структуризацией я пренебрегу. Тебе ведь нужен немного сыроватый корм?
Для того, чтобы понять контекст, нужно лучше понять меня. Точнее, то каким меня воспринимали, ведь я – чисто мифологический персонаж и воздействовать на чужие умы предпочитал, не выходя из образа, такого удобного для чужих бессознательных.
Меня воспринимали глубоким эксцентричным и печальным молодым человеком, длинноволосым, одетым в чёрное, который разбирается в гуманитарных науках, мистике и искусстве. Я часто демонстрировал ошибки и слабости, которые другим стоили бы вечного позора, но мне сходили с рук. Игнорировались или списывались на байроническую изломанность. Люди легко попадали под моё влияние и, случалось, находились под ним годами, но это прерогатива любого, кому доставало ума и харизмы.
1
В n-ом году я завёл себе блог на одном из известных сервисов, чтобы читать мою новую знакомую. Неожиданно мои стихи и истерики привлекли публику, в числе которой оказалась девушка, с которой я списался. Она была ведьмой околовикканской традиции и азеркином-вампиром.
Ты знаешь, кто такие азеркины? Это люди, убеждённые в том, что они совсем не люди, а мифологические существа из других пластов мироздания, заключённые в тела людей. В нулевые, подогретые всплеском всеобщего интереса к мистике, их было предостаточно.
Мы договорились встретиться, чтобы я мог поделиться с ней кровью. Но встреча отсрочилась на полтора года и причина кажется мне забавной.
Я практиковал магию стихий, это совершенно типично для молодых магов, ещё не определившихся со специализацией. Моя жизнь была декадентским адом, то есть адом, которому я старался придать по крайней мере внешнюю привлекательность.
В один из дней, открывая для себя азы вариативной магии (немного меняем ход вещей через повышение и понижение вероятности события. Человеческие силы ограничены, поэтому обычно берётся цепочка явлений, влияющих друг на друга. Если не собираешься стирать континент, то пятидесяти – более, чем достаточно).
Я был замучен безрадостной действительностью и вариативно создавал себе идеальный день, раз за разом, пока не попал под откат. Откаты – реакция вселенной на грубую ошибку, безличная и беспристрастная, как закон физики. Разумеется, заклинание следовало закрывать и создавать заново, а не продлевать. Это детская ошибка.
Утром в четверг, когда мы договорились встретиться, вышли третьи «идеальные» сутки и я выходил из дому, прокручивая злосчастное заклинание в четвёртый раз. Когда ты находишься в сфере удачного дня, бытовые мелочи не беспокоят. В частности, маршрутка останавливается, появившись как из воздуха, как только поднимешь руку. То, что мне пришлось ждать около часа, немного прояснило ситуацию, но прояснило недостаточно.
Девушка-вампир, кстати, отправила мне смс о том, что не сможет быть, что выпало очень вовремя, потому, что из маршрутки я выходил уже без мобильного и без денег.
Я решил ехать прямо в академию. В местном кофетерии меня никто не узнавал. Ситуация прояснялась, но нужно было определить, насколько всё плохо. Свою группу я смог найти только к концу занятий. Те, кто хорошо знал меня, перебросились парой слов, один из них сказал, что меня ждут в деканате. Остальные смотрели сквозь.
Я никогда не был прилежным студентом, но до той поры это легко сходило мне с рук. В этот раз я услышал, что шутки кончились и они меня отчисляют.
Извините, но вчера вы давали мне ещё две недели.
Пожалуйста, выйди и посмотри на календарь у двери.
Даты. Раскадровка месяца, её рисунок оставался прежним, но числа перескочили на две недели вперёд.
Я перестал задавать вопросы и ушёл. Нужно было срочно ослабить петлю, потому, что с такой динамикой развития, жить мне оставалось примерно неделю.
Буквально вырвав из рук у приятеля, который меня практически не помнил, немного денег, я шёл по городу и планировал. В этом месте я отправлю нас в прошлое.
В какой-то момент мне удалось собрать вокруг себя круг мрачных и одухотворённых друзей, преданных идеям духовных и творческих поисков. Но главным было не то, насколько они были хороши (а это был тот ещё Великий Рим, знаешь ли), а то, что я был самым старшим и опытным, и ребята шли на поиски, не выходя из под моего влияния.
Конечно, был ещё мой названный брат, который делал меня во всём и моя маленькая наставница, девочка-алхимик лет шестнадцати, которая учила меня колдовству. Но брат проводил почти всё время в Москве, а наставница редко выходила в свет. В общем, мы творили, мечтали, несли в мiр Тьму и разрушение, и никто не мешал нашей трогательной игре.
Но однажды я стал замечать, что все мои маленькие друзья, один за другим, стали исчезать с горизонта. И все упоминали о некой Мари-тян, которая вроде бы знает меня.
Один мой друг стал её учеником, другой – другом сердца, третий – просто днями и ночами сидел у неё и слушал сказки.
Я пока присматривался.
И вот, пока я шёл по городу с вероятностной петлёй на шее, мне пришло в голову рассмотреть её поближе. Только идиот влетает в дом возможного превосходящего противника с оголённым мечом. Я приду просить о помощи.
Разумеется, получить её номер в условиях клинической полосы неудач и подать голос было непросто. А связь прерывалась, но моя новая подопытная быстро сориентировалась и позвонила сама, удерживая стабильную линию мучительной концентрацией.
Затем мне явился гонец. «Мари-тян будет ждать у себя завтра в 10 утра, не раньше, не позже. Запомни». Меня это очень даже устраивало.
После ночи кровавой рвоты я добрался до её двери и курил одну сигарету за другой. Ворота и двери подъезда были приоткрыты, меня ждали. Было 9.40.
В 9.50 дверь приоткрылась и высунулась её мордочка:
Не стой здесь, проходи и, пожалуйста, помоги мне открыть эту банку с кофе. Как ты доехал с такой петлёй, тут хватит на две крупных аварии.
Аккуратно. Я просто был аккуратен.
Через полчаса мы сидели у неё на кровати и она проводила стандартные тесты. Ассоциации, сканирование, выяснение мировоззренческих позиций, тест на виденье. А я наблюдал за ней.
Ещё через час Мари-тян прогнала из комнаты кота и одного из своих друзей сердца («У нас тут серьёзные дела, возьми котёнка и жди в другой комнате», меня это до сих пор умиляет) и мы чертили вероятностные схемы, обводили места будующих жертвоприношений и, держась за руки, пели заклинания.
Она вела мою проблему три месяца. Когда магия не срабатывала, мы разгребали сложившиеся проблемы руками. Весь курс предметов, которые мне нужно было сдать, чтобы избежать отчисления, она начитала мне в своей комнате и иногда ездила со мной на зачёты, чтобы морально поддержать.
Я был очень тронут.
Лет ей, кстати, было совсем немного. Мне всегда везло на умных не по годам девочек.
Через три месяца моя собственная магия стала сильнее отката, а ещё через три я смог вернуться к своей обычной жизни: музыке, стихам, магии и алкоголю.
Мы продолжали часто видиться. Это было тем более неизбежно, раз уж все мои друзья стали теперь её друзьями, а забрать их назад было слишком сложной и неконструктивной задачей.
Увидев все мои слабости, она отказывалась говорить со мной на равных и шанс это изменить выпал нескоро. Мы проводили моего брата в Москву и тихо сидели на пустой остановке, разбитые и печальные. Её телефон, как всегда, разрывался от криков о помощи, но помощь была нужна и ей самой.
В тот вечер мне удалось отладить механизм её сущности, что до этого удавалось только некому специализированному целителю из Киева. Мы разговорились и она изменила своё отношение.
Спустя ещё пару месяцев, я заехал к Мари-тян и застал её с подругой за разговором о иерархии стражей. Мало-помалу, они пришли к тому, что им нужен новый глава.
Регис, ты не хочешь возглавить наш маленький орден?
Что мне нужно знать?
Смотри, вот структура: это – главный комплекс...
Ясно, что им был нужен формальный лидер, главным делом которого будет нравиться каждой фракции. Меня это вполне устраивало, да и пространство для моих личных экспериментов существенно возрастало. А после успешных переговоров с местной инквизицией меня начали принимать всерьёз.
Однажды мне нужно было ехать по делам в соседний город, навстречу кошмарам, экзистенциальному страху и одиночеству. А когда я вернулся, меня поставили в известность, что орен переформирован в трёхбашенную боевую организацию, с квадрой (совет четырёх), многократным расширением состава и профильными боевыми крыльями, из Москвы к нам летит ужас-ужас, а координировать и отвечать за всё по-прежнему мне. Я снова ничего не имел против. В тот день закончилось моё обучение и началось то, что я с иронией называю производственной практикой.
В начале сентября мы приняли первый бой и победили ценой малых ран. Мари-тян оказалась одержима джинном, бежала по ночным улицам и отбивалась. Мы читали над ней мантры и молитвы, а после ввели в дополнение к лекциям и физическим тренировкам специальную медитацию, которая учила взаимодействию с Силами на самом глубоком уровне.
Ещё полгода мы продолжали брифинги и патрули, потом стало ясно, что враг разбит окончательно. Организация свернулась к привычным размерам маленького сонного орденка с незначительными проблемами. К тому же, весь форсированный интерес к мистике у широких слоёв населения стремительно иссякал, что означало огсутствие противодействия и каши из клановых войн. Только редкие эксперименты и ритуалы, которые занимают совсем немного времени и никак не могут претендовать на смысл жизни.
В образовавшейся пустоте я ездил на фестивали, пил с одним из основателей краут-рока и начал понемногу вспоминать о девушке-вампире, которой обещал немного крови.
Мы встретились в первый раз и я сумел создать благоприятное впечатление. Пили коньяк на набережной, болтали о классике. А на следующий раз она отвезла меня в свой лес.
Этот конретный лесок облюбовали жрицы околовикканского направления. Маленький, но в нём легко заблудиться, на деревьях ленточки, обжитые полянки и кое-где следы ритуальных предметов.
Кровная близость всегда волнует. Сначала мы не могли настроиться друг на друга, её прикосновения не вызывали эмоций, моя кровь не имела вкуса. Но потом всё пошло хорошо и её мёртвое тело смогло насытиться.
У неё были аристократические корни, что я всегда воспринимаю саркастично. Нет императора – нет двора – нет аристократи, но няшка была хорошим и тёплым собеседником. Ещё у неё был свой театр и какая-то ниша в бизнесе. Однажды я встретил её в дорогом костюме с партнёрами и телохранителями. Был муж, тоже вампир, которого она собиралась бросить из-за того, что он хикковал.
В маршрутке мы продолжили болтать о классике, уже о японской, она интересовалась, почему я веду себя с ней так скромно, какие-то скучные ребята разбивали друг другу лица прямо над нами и я наблюдал, как меняются её зрачки при виде крови.
Возвращался домой я часа в два ночи.
Молодой человек, я вас здесь часто вижу. Не откажите в любезности, у меня есть вино, но я не пью один.
Высокий, светловолосый, с красивыми синими глазами, лет пятьдесят. Мы сели на детской площадке и начали пить. Быстро перешли на «ты». Андрей рассказал, что он князь, но я всё равно не поверю. Отчего бы не поверить? Князь так князь.
После он перескочил на часовой рассказ о своём идиотском еоте, мы купили ещё вина и нам стало не до женщин. Бог, вечность и судьба России, вот что жгло нам сердца.
Мы уже хорошенько набрались и по очереди катались друг у друга на спине до ближайших осин, когда стало ясно, почему он здесь. Князь постоянно забывал дома ключ от домофона, а нрава был слишком скромного, чтобы потревожить соседей.
Я сделал это за него и скоро мы пили уже чай, смахивали окурки в серебряную пепельницу, последнюю ценную вещь в квартире, где и стулья-то с трудом нашлись.
Андрея часто клинило на мистические переживания в букве Булгакова, которого я ненавижу, а потом снова на то, в какой комнате и кого он трахал. Только упрямая еот ушла от него к полковнику и ещё пожалеет.
Так и пили почти до рассвета.
2
В соседней комнате уже год умирала мать, но меня это не заботило. Я умирал сам, у меня была явная клиническая депрессия, на почве того, что я повзрослел, а мір никоим образом не начал казаться приемлимым местом. Я спасался алкоголем, выплёскивал ангст в стихи и в бестолковые автоматические разговоры с такими же больными и депрессивными друзьями.
Однажды ночью мать, наконец, умерла, отец почти умиротворённым голосом заказывал гроб, я незаметно допивал водку и прятал блокноты со стихами от назойливых друзей семьи, которые хором предлагали мне сигарету, поплакать и корвалол. Срать я хотел на церемонии, традиции и труп в комнате.
Мне позвонил старый друг, потом навязчивая феечка из академии, которая предлагала приехать, чтобы я, по её выражению, ничего с собой не сделал. Хоронили в тот же день и это были не первые, но самые невзрачные похороны в моей жизни. Автобус под катафалк, нищенские церемонии, уродство, уродство, уродство.
Красивая смерть, это ведь не моя фантазия. Это прописано в культуре первых христиан, да и последних. Видимо, наш забытый всеми богами, клочок пространства стал исключением.
На следующий день я появился в академии, привычно заменив лекции попойкой. Без трупа в соседней комнате стало свободнее, я мог днями и ночами ходить по улицам и придаваться личной драме. Обычно меня сопровождал кто-то из депрессивных друзей или какие-то смутные, вконец ебанутые компании искателей смерти.
Через неделю мы с Тра, моим старым другом, сидели на площади, где в те времена собирался весь говнарский, оккультный и ролевой движ, обсуждали догматы то ли зороастризма, то ли какого-то забытого культа и случайно заметили одинокую девочку-гота.
Она была одета по всем правилам, с корсетом, перчаточками и украшениями. Взгляд взрослый, серьёзный и одухотворённый. Намётанный глаз коллекционера сразу видел ценность и впивался намертво.
Мы просто подошли к ней и прочитали речетативом:
Ты – последний гот города N. и ты пойдёшь с нами.
Взяли за руки и увели.
Затащили в эзотерический магазинчик, купили вскладчину какой-то манускрипт, рассказали ей о тысяче вещей, чтобы дать знать, что она среди своих.
Потом ей нужно было домой. Она неловко и холодно выразила сочуствие по поводу смерти моей матери, мы сидели в маршрутке. Тра к тому времени уже ушёл.
На месте она сказала, что у неё есть парень (Ха, как будто это что-то значило. Я очень редко рассматриваю людей, как сексуальные объекты, но если бы посмотрел, меня бы не смутили формальности) и предложила угадать, какой рукой она пишет картины.
Правой?
Левой. Ты должен был догадаться. Раз у меня порезана одна рука, значит я сама себя режу, а порезана правая.
Очень скоро она заняла место в нашей декадентской кодле, став символом этих лет, их извращённости, горечи и красоты. Её звали Мэлани, но мы называли её Чудом. Ей было 14.
Потом был день рождения Тра, они всегда проходят душевно: мы пили, как черти, кричали песни, я вынес из кухни зазубренный нож, разрезал ей руки и мы пили её кровь, мешая с вином. А она пила мою.
Ей нужно было забрать сестру из сада, я взял с собой бутылку, мы ехали и болтали, держась за руки. Бежали, допивая вино. Пока я ждал её, я написал одно из лучших своих стихотворений, наложив друг на друга образы моего недавнего преждевременного просветления и этой Чёрной Луны.
Вернулись и читали пьесы, триповали в магические міры и играли в вопросы.
Я вложил её руку в руку моего названного брата, ведь у декаданса лицо Кандавла, а сам проявлял к ней суррогат отцовских чувств. В её жизни далеко не всё шло гладко и я старался помочь, но совсем не годился для этого.
Мы проводили вечера в пустых парках, на крышах брошенных домов, у памятников неизвестным. Говорили или напивались. Она танцевала.
Пили кровь друг друга, курили сигары, гадали на рунах.
У неё бывали провалы в памяти, она падала в обмороки, в истерики, часто сутками не могла есть. Нас с ней это забавляло.
Однажды ко мне подкрался на улице её отец, намекнуть, чтобы я держался подальше. Я намекнул ему, что он мудак и придирчиво обосновывал каждый пункт моих к нему обвинений, пока он не сбежал.
Её отправляли в психиатрический стационар, как, кстати, почти всех моих знакомых девиц. Это, наверное, какая-то стандартная воспитательная мера или что-то вроде того. Я писал ей письма.
Она подарила мне куклу со своими ногтями и волосами, в знак доверия, которую я носил на шее, пока не произошла одна смешная история.
Мы с Ежом, другим моим старым другом, в те времена таким же мрачным и алкогольным, шатались по улицам и приставали к первым эмо-девочкам.
Позже мы пошли к нему и пили белое вино, разбавленное спиртом. Вкус немного портиться, но это приятнее, чем глотать их по отдельности.
В процессе Ёж искупал куклу в спирте, а я был слишком пьян, чтобы как-то сопротивляться.
Утром я заехал домой, чтобы поесть и проспать пару часов, а потом отправился на день рождения Мэлани.
Отмечали мы в заброшенной больнице, которая была свого рода культурным центром. В одном из подвалов был бойцовский клуб и матрасы кетаминщиков, нижние три этажа – для дьяволопоклонников и пьяниц. Верхний этаж, чердак, крыша и второй подвал принимали оккультистов и тёмных романтиков. Стены там покрывали уже не банальные «Ave Satan!» и «А страха-то и нет!», а сложные ребусы, основанные на египетской мифологии, и стихи.
Мы прошли мимо школьников на третьем и сели у лифтовой шахты чертвёртого. Я, Чудо и её бестолковая, но забавная подружка. Пили водку с яблочным вкусом, почти без закуски, но бутылка на троих казалась нам чем-то невинным, не смотря на то, что двое из нас физиологически были почти детьми.
Мы допили водку и поднялись на чердак, чтобы осмотреть следы недавнего ритуала. Там Мэлани стало плохо, она каталась по полу, билась в припадке, выла звериными голосами и кричала на старонемецком. Поскольку делала она это, наполовину высунувшись из чердачного окошка, на виду у всегого города, школьники с третьего быстро почуяли подставу и сбежали. Мне бежать было некуда.
Часа через полтора она была способна к осмысленной деятельности и за неимением лучшего, я предложил ей своей крови. Ничего острого у нас не нашлось, она довольно легко прогрызла мне руку и понемногу приходила в себя.
Тут-то нас и взяли сотрудники органов, привлечённые концертом. Сначала нам долго рассматривали зрачки, но даже этанол уже давно выветрился. Потом дважды обыскали, сломали мой тупой нож. Врослые, сытенькие мужички долго причитали над содержимым моего блаконота, потом отвели тян в сторону и один из них прошептал:
Не водитесь с ним, он – иезуит.
Нас долго везли в отделение, по дороге распрашивая, что мы за фрики? Бестолковая подруга плакала, мы смеялись.
На месте ребята опомнились, поняли, что нам нечего прекдъявить и оставили дожидаться на лавочке. Часа через пол, когда нам надоело петь песни, Мэлани задвинула историю о том, что у неё смертельная болезнь и ей нужно срочно идти домой, принимать лекарство. Нас отпустили. Мы пошли в сгоревший дом её подруги, разбирали сувениры, говорили о кельтских поверьях и реинкарнации.
В нашем мифологическом сознании эпизод с поливанием куклы спиртом и припадком имел самую очевидную причинно-следственную связь и Мэлани ещё долго собиралась убить Ежа.
Куклу я с тех пор держал дома, где отец потешался над ней, перевешивая с места на место, пока, спустя много лет, кое-кто не стащил её.
Чудо была со мной во время моей магической инициации. Ей самой, прирождённой ведьме, никакие инициации не были нужны, но, не смотря на очевидный талант, никто, до самого конца, не решался брать её в ученицы.
Это был яркий зимний день, мы наблюдали за призраками в подвале больницы, катались в снегу, водили хороводы вокруг прохожих и ели суши. Очень редкое для тех лет ощущение счастья.
Мы вместе писали длинные письма названному брату в Москву. В отличии от нас, он любил жизнь и отвечал оптимистично.
Проходили месяцы и каждый из нас смог распробовать вкус нового времени. Декаданс уходил. Наступало время совершенно другой, конструктивной красоты, отказа от сентиментальности и начала личных свершений во собственную славу.
Чудо подошла ко мне и сказала, что уходит, не желая больше иметь ничего общего с кругом. Мы обнялись и с тех пор никогда не искали друг друга, а при случайной встрече на улице, делали вид, что незнакомы.
Говорят, она приняла католичество и вышла замуж.
3
Было очень холодно. Была апатия. Меня оставили почти все, я оставил почти всех. Духовные и творческие поиски закончились, закончились крахом попытки самореализоваться и нас с большим трудом держали вместе артхаус и наркотики.
Я пытался хоть как-то развлечься, ездил по редким ивентам, переписывался с фейкоаськи с московской ведьмой, в которой не было ничего, кроме зашкаливающей харизмы. Говорить с ней было не о чём.
Мне пришло письмо. Незнакомая девочка писала, что регулярно видит меня во сне и хотела бы встретиться. Во сне мы сидели в моей квартире и я давал ей книги. Она оказалась смесью из того, что мне нравилось и того, что меня раздражало. Я решил присмотреться и объявил на неё монополию в своём кружочке, за которым закрепилось название «Дом Рыб». Состоял он из моих старых друзей и Мари-тян.
Я помню, как мы развлекались.
Однажды летом мы выехали на малоизвестный курорт под Херсоном, где было пусто из-за того, что недавно закончилась эпидемия холеры. На одной из станций мы с братом вышли поискать в лотках настойку девятисила, из которой готовится Коктейль Девяти Богов (девятисил, спрайт и мартини). Я перепутал гоп-клуб с магазином и мы встретились с полусотней агрессивных пьяных весельчаков, которым Микаэль (да, имя моего брата) внушил, что мы их лучшие друзья.
Мы ехали долго, наш попутчик, сельский тусовщик, который наведывался в наш N., чтобы ходить по клубам, всё распрашивал, случалось ли нам видеть вблизи самолёты и травил одну и ту же байку о том, как его друг говорил с гигантским резиновым бананом.
Жнец на верхней полке выходил из себя, каждый раз, когда снова её слышал.
Ты знаешь, для чего на карте Херсон? В этом городке максимально дешёвая еда. Можно войти в ресторан и случайно остаться там до вечера, потому, что заказанного больше, чем ты можешь съесть. Непривычно большие порции.
А знаешь, кто живёт в Херсоне? В Херсоне живут шутники.
Таксист:
Мост? Вон там, за углом, давайте довезу, а то сами не дойдёте. Кстати, там парикмахерская рядом!
Женщина с коляской:
Простите, вам подать?
Что?
Ну, вы сидите тут, думала, может, деньги собираете... На парикмахерскую!
Я за ней побежал.
Когда мы приехали в Железный Порт, местные дети приняли нас за рок-группу. Мари-тян со Жнецом оставались на ночь в курортном бараке, а мы с Микаэлем ходили по клубам, предварительно напиваясь самым дешёвым пойлом, чтобы не тратиться у стойки.
Клубы были полным говном.
В одном из них мне достался бесплатный коктейль, после которого я до утра блевал в бараке, а Мари-тян приносила мне чай и таблетки. Микаэля тем временем по очереди снимали геи (повар и охранник), по поводу чего он переживал, находя бисексуальность угрозой мужественности.
Иногда я сидел в граже, изображающем бильярдную, и до утра слушал диск с авангардистами.
Это было неплохо.
Но на деле Дом клонился к закату.
Тем же, а может и следующим, летом мы отправились на амфетаминовую вечеринку, на дачу к Зеркальцу. Зеркальце тогда была невестой наркомана, который очень не нравился Мари-тян и Жнецу. Жнец, в свою очередь, ходил в друзьях сердца у Мари-тян, что, наверное, и так очевидно. Для массовки мы взяли с собой девочку из письма.
Строго говоря, эта вечеринка была последней попыткой Зеркальца примирить всех нас между собой.
У нас было немного амфетамина и практически безлимитный запас Коктейля Девяти Богов и травы. День и вечер мы всемером потратили на то, чтобы употребить как можно больше. Стакан, бонг, повторить, релакс в саду, стакан, бонг, повторить, релакс.
Когда стемнело, мы с Микаэлем отвели девочку из письма в лес, привязали к дереву и хлестали проводом от наушников. Ей понравилось, но потом она куда-то сбежала и Микаэль предложил её не искать. Мы вернулись к бонгу и стакану, остальные рыбы давно легли, попытавшись оставить нам самые отстойные аппартаменты.
Через пару часов девочка вернулась в дом, Жнец увёл её наверх и запер дверь. Зная о моей монополии, он любил поглумиться и до этого часто имел её у меня на глазах.
В этот раз я был слишком зол, взломал замок, несколько раз пнул Жнеца и вернул игрушку в нижние аппартаменты. Перемирия не выходило.
Спасаясь от скуки, я практически жил в притоне, где меня угощали дешёвым уличным стаффом за красивые глаза и истории. Мне было норм. Там же обретался второй вокалист нашей с Тра первой группы, распавшейся много лет назад. Это была неожиданная и приятная встреча, не смотря на то, что он открещивался от меня, как мог.
Я много спал, много говорил и много принимал. Старые друзья поставили на мне крест, а новых не находилось. Я думал, меня отчислят из академии, после того, как не объявлялся там пять месяцев, но всё обошлось.
Вещества надоели мне примерно через полтора года, но не было ни сил, ни идей, чтобы начинать новое приключение. Я спал днём, по ночам двачевал капчу и говорил отцу, что ищу работу. Никаких признаков чего бы то ни было. Времена апатии.
В один из таких неумеренно тихих вечеров, когда я разрывался между /sn/ и трёпом о DMT c очередной камвхорой, мне пришло сообщение от приятеля детства, который запрашивал мою помощь.
В тоскливом и голодном детстве мы с приятелями были типичными подонками, которые только и умели, что подставлять друг друга. И сама судьба давала мне возможность сыграть в эту игру в последний раз.
Мы встретились в одном из парков, где я любил курить по ночам, разглядывая тучи на пустом небе. Он рассказал очаровательную историю.
Евгений отбросил в сторону детские причуды: хоррор, тяжёлую музыку и оккультизм, который, кажется, занимал меня и хоть кого-нибудь из знакомых, сколько я себя помню. Пошёл к успеху, оделся по моде, открыл привлекательный источник дохода в мірах корпоративной культуры, снял квартиру, завёл самку и с головой ушёл в простое мужское счастье.
Как-то утром он вытащил член и ощутил в нём необычное.
Год он потратил на то, чтобы ходить по частным венерологическим консультациям и целительницам, и его иммунная система дала суровый сбой.
Ему приходилось хомячить всё больше таблеток, чтобы выйти из дому и он завязал выходить. Друзья не понимали, что с ним, самка поддерживала.
Наконец, на полном безрыбье он написал мне, чтобы поинтересоваться, как жить дальше.
Я составил для него неплохой, на мой вкус, методологический план, подбросил книжек и рекомендаций, немного поколдовал. Его тян, кстати, за это время прочитала нытик-посты, нагуглила мой номер и звонила поплакать в трубку.
Через пару месяцев мнительный няша засунул голову под поезд и заляпал кровью предсмертную записку так, что её стало не разобрать. Я громко смеялся. Увидимся в лучшем міре, мудила.
^_^_^
Думаю, этих историй достаточно для начала. Я могу писать столько, сколько нужно.
Р.
-
-
05.06.2013 в 05:43надеюсь, узнал? да, я умею сталкерить в интернетиках.)
-
-
05.06.2013 в 05:52Я же знаю, что делаю. Этот текст тут, в частности, для тебя.
-
-
05.06.2013 в 05:55-
-
05.06.2013 в 19:34Что-то вроде жеста Хиккаила в поезде, когда он показал всем своё отражение и сказал: «А вам с этим чудовищем ещё ехать».
-
-
05.06.2013 в 19:39хм, ну. мой дневник доказывает, что я тоже не всегда ламповая няшенька.
-
-
21.06.2013 в 02:51-
-
21.06.2013 в 02:53-
-
21.06.2013 в 12:50-
-
22.06.2013 в 03:05Это блог ещё не знал такого размаха в комментах.
-
-
22.06.2013 в 03:06-
-
22.06.2013 в 03:25Теперь мне, наверное, стоит перепозиционировать другой блог под претензию на секретность и заброшенность. Этот, например, www.liveinternet.ru/users/kei_regis/
-
-
22.06.2013 в 11:37у тебя стихи про море похожи чем-то на песни Пикника.
-
-
30.06.2013 в 13:09-
-
30.06.2013 в 15:43